Неточные совпадения
Самгина ошеломил этот неожиданный и разноголосый, но единодушный взрыв злости, и, кроме того, ‹он› понимал, что, не успев начать сражения, он уже проиграл его. Он стоял, глядя, как люди все более возбуждают друг друга, пальцы его
играли карандашом, скрывая дрожь. Уже начинали кричать друг
на друга, а курносый человек с глазами хорька так оглушительно шлепнул ладонью по столу, что в буфете зазвенело
стекло бокалов.
Зашли в ресторан, в круглый зал, освещенный ярко, но мягко,
на маленькой эстраде
играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону
стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама в красном платье,
на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями.
Усатый поляк исчез, оставив виолончель у рояля. Спивак
играл фугу Баха; взглянув
на вошедших темными кружками
стекол, он покашлял и сказал...
Утром восходило опять радостное солнце и
играло в каждой повисшей
на листьях капельке, в каждой луже, заглядывало в каждое окно и било в
стекла и щели счастливого приюта.
Дождливый осенний день. Большая перемена. За окнами каштаны взмахивают еще не опавшею, но уже поблекшей зеленью, косой дождь бьет по
стеклам.
На дворе
играть в мяч нельзя, многие не ушли домой завтракать, коридоры кишат толпой, которая волнуется в тесноте живою зыбью.
Ух, какое большое
стекло, а за
стеклом комната, а в комнате дерево до потолка; это елка, а
на елке сколько огней, сколько золотых бумажек и яблоков, а кругом тут же куколки, маленькие лошадки; а по комнате бегают дети, нарядные, чистенькие, смеются и
играют, и едят, и пьют что-то.
Какой-то старичок сидит и будто бы
играет на большой скрипке, два других стоят тут же и
играют на маленьких скрипочках, и в такт качают головками, и друг
на друга смотрят, и губы у них шевелятся, говорят, совсем говорят, — только вот из-за
стекла не слышно.
Квартира Лябьевых в сравнении с логовищем Феодосия Гаврилыча представляла верх изящества и вкуса, и все в ней как-то весело смотрело: натертый воском паркет блестел; в окна через чистые
стекла ярко светило солнце и
играло на листьях тропических растений, которыми уставлена была гостиная;
на подзеркальниках простеночных зеркал виднелись серебряные канделябры со множеством восковых свечей;
на мраморной тумбе перед средним окном стояли дорогие бронзовые часы;
на столах, покрытых пестрыми синелевыми салфетками, красовались фарфоровые с прекрасной живописью лампы; мебель была обита в гостиной шелковой материей, а в наугольной — дорогим английским ситцем; даже лакеи, проходившие по комнатам, имели какой-то довольный и нарядный вид: они очень много выручали от карт, которые по нескольку раз в неделю устраивались у Лябьева.
Вечернее солнце порою
играло на тесовой крыше и в
стеклах золотыми переливами, раскрашенные резные ставни, колеблемые ветром, стучали и скрып<ели>, качаясь
на ржавых петлях.
Я узнаю об этом по тому, что звуки гармошки,
на которой
играет обрадовавшийся весне сторож Влас
на крыльце, рваные, хриплые звуки гармошки, глухо летящие сквозь
стекло ко мне, становятся ангельскими голосами, а грубые басы в раздувающихся мехах гудят, как небесный хор.
Коновалов растянулся
на полу пекарни и скоро заснул. Я лежал
на мешках с мукой и сверху вниз смотрел
на его могучую бородатую фигуру, богатырски раскинувшуюся
на рогоже, брошенной около ларя. Пахло горячим хлебом, кислым тестом, углекислотой… Светало, в
стекла окон, покрытые пленкой мучной пыли, смотрело серое небо. Грохотала телега, пастух
играл, собирая стадо.
В большие окна свет дневной,
Врываясь белой полосой,
Дробяся в искры по
стеклу,
Играл на каменном полу.
Кое-где, едва прорезавшись сквозь стеклянный купол, лучи зимнего солнца ложатся слабыми пятнами
на малиновый бархат и позолоту лож,
на щиты с конскими головами и
на флаги, украшающие столбы; они
играют на матовых
стеклах электрических фонарей и скользят по стали турников и трапеций там,
на страшной высоте, где перепутались машины и веревки.
В одном большом городе был ботанический сад, а в этом саду — огромная оранжерея из железа и
стекла. Она была очень красива: стройные витые колонны поддерживали все здание;
на них опирались легкие узорчатые арки, переплетенные между собою целой паутиной железных рам, в которые были вставлены
стекла. Особенно хороша была оранжерея, когда солнце заходило и освещало ее красным светом. Тогда она вся горела, красные отблески
играли и переливались, точно в огромном, мелко отшлифованном драгоценном камне.
Он окончательно потерял свой таинственный вид, и яркое июньское солнце весело
играло в
стеклах его окон и
на заново выкрашенной зеленой краской крыше.